27 марта 1968 г. Пятьдесят лет.
читать дальше
Александр Ланин
Два полковника
Полковник Владимир Серёгин не думал долго.
Фортуна смешлива, конёк её – чёрный юмор.
Параграф устава – всего лишь костыль для долга.
Он выждал секунду и выдохнул: "Прыгай, Юра".
Когда перегрузки подходят к девятикратным,
Наука дышать заменяет искусство слога.
Полковник Гагарин ответил довольно кратко,
На той же секунде, привычным и ёмким словом.
И споры закончились. Споры полезны с теми,
Кто дома за пивом, за чашкой литого чая.
Секунды стучали, пока они вниз летели.
Секунды летели, пока они в высь стучали.
Полковник Серёгин знал смерть от ушей до пяток,
Он спал с ней в обнимку под сброшенным балахоном.
Невидимый фоккер, оставшийся в сорок пятом,
Жужжал комаром, как над чёртовым Балатоном.
Серёгин слова говорил, как медаль чеканил,
Гагарин молчал, отчеканен на всех медалях.
Два лика бледнели растянутыми щеками,
Не меряясь славой, умениями, годами.
За рёвом моторов – работа людей и ветра,
Стремление жить, на сомнения сил не тратя:
Тяни на себя, даже если не хватит метров,
Тяни на себя, даже если секунд не хватит.
Кому-то цветы возлагать к алтарю героя,
Кому-то руками в ночи по подушке шарить.
Полковник Серёгин рассчитывал на второе,
Поскольку земля для него не сжималась в шарик.
Земля – это плоскость. И боль, и удар, и пламя.
Моторы уже не ревели, а горько выли.
Земле не впервой посильней атмосферы плавить.
Земле глубоко наплевать, боевой ли вылет.
Вкус подвига горек под рыхлой газетной пеной –
Летать по параболе, да избегать гипербол.
Полковник Серёгин обязан был прыгать первым.
Полковник Гагарин обязан был прыгать первым...
Мы помним немного, мы даже себя не помним,
Планета светла, безвоздушна её обитель.
Но рядом с "Востоком", притянутый тем же полем,
Летит штурмовик. По такой же, святой орбите.